Вполне могу понять уход от реальности всевозможными путями, начиная от всяческой мистики и природоголиков, и заканчивая бунтом сытых. Всем и всегда будет понятно недовольство голодных и обделенных - они хотят всего лишь того, чего лишены. Но не бедствующие, не ищущие ежедневно кусок хлеба и крова над головой, все же бегут от коррозии ежедневности, бегут от тех обязательств, которые им приходится исполнять, чтобы не бедствовать.
Никогда, никакому правительству не решить задач, поставляемых довольствующимися. Правительства решают простейшие задачи, связанные с хлебом насущным, и ставят они перед собой только простые задачи. Никакое руководство не возьмется за заранее неразрешимую проблему. Зачем компрометировать себя? Да и хлопотно это, непонятно. Оставляется все на усмотрение сумасбродов - писателей, художников, поэтов, тех, кто не врачует язвы, но болит вместе с ними. Как совесть. Совесть народа. Им нести ношу непонимания, поиска и всеобщей боли и стыда. Им не склониться, единожды заболев, им выпрямлять спину перед убожеством и стадом... и за него. Сочтут за лучшее жить на коленях, вместо того, чтобы умирать стоя, - тогда в мире, безупречно размеченном экером виселиц, останутся лишь безмятежные мертвецы да послушные муравьи, и он превратится в подобие пуританского рая, где несут патрульную службу крылатые ангелы в полицейских мундирах, охраняя покой блаженных, сытых одной лишь бумагой да питательными постановлениями, покой святых праведников, распростершихся в прахе перед Господом Богом, орденоносном разрушителе жизни.
Вполне могу понять. Но бегство остается бегством. Для меня ему нет оправдания.
Никогда, никакому правительству не решить задач, поставляемых довольствующимися. Правительства решают простейшие задачи, связанные с хлебом насущным, и ставят они перед собой только простые задачи. Никакое руководство не возьмется за заранее неразрешимую проблему. Зачем компрометировать себя? Да и хлопотно это, непонятно. Оставляется все на усмотрение сумасбродов - писателей, художников, поэтов, тех, кто не врачует язвы, но болит вместе с ними. Как совесть. Совесть народа. Им нести ношу непонимания, поиска и всеобщей боли и стыда. Им не склониться, единожды заболев, им выпрямлять спину перед убожеством и стадом... и за него. Сочтут за лучшее жить на коленях, вместо того, чтобы умирать стоя, - тогда в мире, безупречно размеченном экером виселиц, останутся лишь безмятежные мертвецы да послушные муравьи, и он превратится в подобие пуританского рая, где несут патрульную службу крылатые ангелы в полицейских мундирах, охраняя покой блаженных, сытых одной лишь бумагой да питательными постановлениями, покой святых праведников, распростершихся в прахе перед Господом Богом, орденоносном разрушителе жизни.
Вполне могу понять. Но бегство остается бегством. Для меня ему нет оправдания.